Tag: Фрирайтинг

Самое удивительное приключение в твоей жизни только начинается. Оставь привычное, проверенное, надежное. Твое время сейчас, и ты свободен. Прикоснись к невозможному, чтобы стать собой, сделай самое сложное, чтобы стать простым. Это твое время, твоя сила, твоя весна, твоя страсть к жизни. Стань другим, стань собой, стань тем, кем был всегда и кем по-настоящему никогда еще не был. Почувствуй силу, простор, свободу, уверенность. Это твоя земля, твои горы на горизонте, твой путь ведет туда, где вершины встречаются с облаками.

Поля уже засеяны и зелень пробивается на свет. Крестами отмечены деревья, которые спилят в этом году. В небесной голубизне появляется нежно-серая нотка, она предвещает тепло. Еще несколько аккордов, и начнется песня о любви в майских сумерках, о розах в парке чаир. Я склоняюсь перед тайной жизни. В суете, в этом обрывочном опыте, который не складывается в картину, в случайных обстоятельствах повседневности, здесь я проживаю свою жизнь и она такая, как есть, хороша так, как она есть, и отсюда же растет что-то большее. Ткань повседневности, пронизанная светом и тенью, как солнечный лес, искрящаяся, как рябь на поверхности пруда, где ничего не происходит, только волнуется опрокинутое небо и водяной курит трубку. Все хорошо так, как оно есть. Принятие этой правды и есть изменение жизни. Боги живут здесь, в повседневности, и отсюда же прорастают истории, которые будут пересказывать внуки. Поля уже засеяны, и под землей кипит невидимая работа. Повседневность — весна жизни, райский сад, где песни, игры и пляски наполняют время. Она же — темное море возможного, во чреве которого киты и драконы, русалки и чудища ведут свою вечную игру. Когда истории рождаются на свет, их озаряет слава и одно свершившееся чудо становится больше всего, что возможно. И все же повседневность навсегда остается матерью, перед которой я склоняюсь.

Белое солнце купается над холмами в дымке морозного утра. Так же далеко моя свобода, недостижимая и манящая, как бриллиант с тысячами слепящих граней, искрящийся лучами возможностей, каждая из которых способна повергнуть меня во тьму исчерпанности. Нужно смотреть сквозь блистающие грани, в глубину, туда, где тайна, где сила, где пустота, из которой все берет начало. Вечная пляска мира создается тем, кто встал в неподвижный центр круга — источник всякого движения. Каждый изгиб танца возвращает к центру, каждый луч ведет к солнцу, каждый блик бриллианта свидетельствует о его глубине, которая только и дает его сиянию силу.

Фрирайтинг — случайное волшебство, когда из ничего вдруг сами собой рождаются идеи и переживания. Волшебство, подобное действию света, который делает скрытое явным. На одной стороне поезда ослепительно сияет солнце, на другой неярко просвечивает луна, свет отраженный. Я пишу неловко, словно разминая руки и ноги, затекшие от долгого сна. В окне проплывают подернутые утренним инеем холмы. Наступает весна, долгожданная и все же неожиданная, как чудо.
Наконец-то прозвучало это слово, в котором для меня сейчас сконцентрировалось главное. Как бы ни хотелось контроля, он не дает ничего, кроме желания еще большего контроля, я же ищу полноты, возникающей из неожиданного и незаслуженного дара. Я пишу, будто лезу по крутой скале, где уже столетия не ступала человеческая нога.
Волшебство, пробуждение, свет, весна, чудо. Старинная мелодия, которая то звучит, то теряется в нарастающей суете, порой оставаясь лишь как тоска, томление духа, тем более острое, чем внезапнее на фоне обыденных дел вдруг проступает вечность. Я пишу, словно говорю на забытом языке, сомневаясь в значении слов, которые знает тело, но уже не помнит душа. Язык детства, когда все имело значение, а мир был живым и огромным.
Волшебство, пробуждение, свет, весна, чудо. Слово рождается во тьме, тишине, пустоте, и это следующий шаг после фрирайтинга — научиться паузе.

За окнами автобуса льет густой дождь. Смеркается — волшебное время, граница между мирами. Стук капель по стеклу и крыше — такая привычная и все же забытая песня. Сумеречное небо подсвечивает желтым тонкие диагональные струйки дождя на стеклах. Я на минуту закрываю глаза, чтобы сосредоточиться.
Что заставляет меня писать сейчас, когда все окружающие или спят, или смотрят кино? Чем я отличаюсь от них? Мне кажется безрассудством потратить хотя бы одну минуту времени даром, но не в этой ли неуемной жажде действия и заключается моя главная проблема?
Галогеновый свет лампочки над головой окрашивает лист бумаги призрачным голубоватым цветом. Перо отбрасывает тень, и кажется, что черные буквы рождаются прямо из этой черноты. Тьма обретает форму и становится словом, то есть светом.
Не является ли наша амбиция к деятельности такой же тьмой? Разве не из наших мотивов, желаний, мечт, которые по сути всегда для нас темны, непрозрачны, необъяснимы, и рождается на свет действие, являющеся фактом, так же как рука философа или поэта, скользя по бумаге, выводит на свет потаенную мысль, делая тьму желаний светом осознанности, а свет предзаданной, внешней реальности — лишь темным фоном?
Черное и белое поменялись местами, но на этом движение не останавливается. Действие завершается и вновь уходит во тьму, из которой оно родилось, — не случайно ведь мы зачеркиваем выполненные дела в своих списках — мысль же, будучи раз высказанной, продолжает расти и передаваться дальше. Это и есть свет, который тьма не может объять. Действие, которое мы привычно считаем сутью нашей жизни, уходит, оставляя нас с пустыми руками, и лишь умножает нашу неуемную жажду, а мысль, часто воспринимаемая как побочный продукт действия, продолжает жить и передается дальше. Потому что, как справедливо заметили древние, мысль и бытие — одно и то же.