Истоки моего восхищения дождём теряются в глубоком детстве. В два-три года бездумно смотрел в окно на дождливое светло-серое пасмурное небо, по которому плавали вверх-вниз, следуя за взглядом, странные кружочки и закорючки. Обеспокоенный, спросил у родителей, но не получил удовлетворительного ответа. Только недавно понял, что это были пылинки, плававшие на поверхности моего глаза.
Дорога под дождём из аэропорта в предутренних сумерках, чёрный блестящий асфальт и в нём – красные отблески фар, влажная дымка, мокрые прутья литой ограды, залитая электрическим светом просторная четырёхкомнатная квартира друзей родителей. Возвращение из Тбилиси.
«Обложило», – констатировал папа, с отвращением глядя на горизонт, сплошь затянутый тёмно-серыми дождевыми тучами. Мы стояли на автобусной остановке в Красногорске, и, кажется, дождь не благоприятствовал нашим грибным планам.
По привычке я вначале усвоил общее отношение к «плохой погоде» и, просыпаясь утром в деревне у бабушки, первым делом глядел в окно. Солнечное утро я считал хорошим знаком, «пасмурь» заставляла недовольно морщиться. Однако оказалось, что занятия, за которые в дождь принимаешься просто так, от нечего делать, таили в себе неповторимое очарование. Однажды мы с подружкой танцевали на веранде под бабушкин патефон. Дождь барабанил по жестяной крыше, стекал по оконным переплётам, делал землю во дворе блестящей и чёрной. «В парке чаир распускаются розы…», – пел патефон.
Восхищенный, глядел на ливень из проёма двери бабушкиного сарая. Крупные частые капли прибивали пыль. В сарае царили полумрак и особенный запах обжитой сырости. По стенам висели косы, серпы и всякие инструменты, назначения которых я не всегда мог угадать. Ещё там были кипы журналов и учебников конца пятидесятых – начала шестидесятых, пахнущие сырой бумагой.
Позже, когда мне было лет двенадцать-пятнадцать, дождь стал для меня всем. Облака оценивались только с точки зрения их способности приносить долгожданную влагу. Я жил дождём, я бредил дождём. С приближением непогоды я устремлялся к окну и жадно вглядывался в тяжёлые низкие тучи. Первые раскаты грома вызывали безудержное ликование. Когда дождь заканчивался, я ещё некоторое время безнадёжно вглядывался в неумолимо светлеющее небо, и наконец, видя, что продолжения не предвидится, с неохотой покидал свой пост.
Дождь всегда пробуждал во мне труднообъяснимое чувство, которое я назвал бы сейчас чувством единства истории. Мне представлялось множество событий прошлого, которые, казалось, все были связаны тем, что происходили в ту же погоду. Я видел в своём окне сумрачное утро, встающее над громадой средневекового донжона и сулящее новые сражения; спешившегося всадника, пробирающегося сквозь мокрый лес «Калевалы»; одинокого рыцаря, под проливным дождём спешащего к замку в вечерних сумерках, – что он ищет там?.. Я видел битву англосаксов с норманнами в жёлто-сером сумраке ливня и носящееся по полю знамя погибающего английского войска. Я видел учёного монаха, семенящего к дверям своей кельи сквозь раннюю сырость моросящего дождя. Я видел мокрую землю и утренний туман Франции времён меровингских королей и всадников, седлающих коней, чтобы отправиться в путь…
Дождь, так же, как и рассвет, был для меня живым, переполненным чувствами свидетельством связи мест и времён. Моё присутствие здесь, в дождливых сумерках, было одновременным присутствием в тысяче других мест и эпох, неоспоримым доказательством абсолютности моего «я есть». Мгновение настоящего расширялось до бескрайних просторов истории, пронизанной одним и тем же чувством.
Вечер сгущается. Римские формы Гипромеза торжественно громоздятся на фоне сумеречно-серого июньского неба. По подоконнику барабанят тяжёлые капли. Иногда комната озаряется вспышками молний, а потом по небу глухо прокатываются громовые бочки.
Моя загадка дождя всё так же остаётся загадкой.
Klaus Kobjoll. Motivaction. Begeisterung ist übertragbar
Всё-таки нужно написать об этой книге. Не самой, вероятно, глубокой книге на тему мотивации. Совсем не фундаментальной. Уж точно не самой длинной. Несистемной, импульсивной. Да, слово «импульс» здесь очень кстати. Motivaction, а именно так книга называется в оригинале, – слово, изобретенное Клаусом, которое можно расшифровать как «стимулирующее воздействие», а это и есть импульс. Книга и в самом деле бодрит, причем это не разовое впечатление – к ней приятно возвращаться, как приятно летом вдыхать свежий утренний воздух. А поводом пусть послужит второе издание в «Альпине».
Клаус говорит о простых вещах, касающихся создания бизнеса и управления им, – некоторые из них являются новшествами, о других многие знают, но мало кто их практикует всерьез. О том, что такое видение (не бумажка, на которой написано «наша миссия», а настоящее видение). О том, чем люди лучше персонала. О том, почему эти люди должны получать столько, сколько хотят, и как это вообще возможно. О том, почему руководство имеет тот коллектив, которого заслуживает. И о других подобных мелочах, относящихся к работе с людьми. Где, как известно, мелочей не бывает.
Помимо прочего, книга и вправду заразительно передает ощущение неподдельного удовольствия, с которым автор сам успешно внедряет эти идеи.
10 заповедей Маклауда
Жанр десяти заповедей популярен вот уже несколько тысячелетий. Сегодня я наткнулся на 10 заповедей Маклауда, озаглавленные smarter conversations (тема берет начало в идее cluetrain, которая пережила сам проект и продолжает оставаться актуальной). Некоторые из них так же вечны, как Моисеевы (и о них так же часто забывают):
«1. Поймите, почему то, что вы предлагаете сделать для других людей, интересно, важно, значимо и т.д., и начните рассказывать им об этом.
Подумайте об этом. Хорошенько. Если этого не знаете вы, как узнают другие? Правильно, они не узнают.»
О выборе партнеров, сотрудников и т.д.:
«3. Разыскивайте незаурядные умы.
Это моя главная мантра. Она полезная. Не все это понимают. Их проблемы.»
О выборе клиентов:
«5. Безжалостно отказывайтесь работать с компаниями, которые “этого не понимают”.
Да, вам придется завернуть несколько проектов, и это может сильно навредить, когда нужно будет платить аренду. С другой стороны, то, что легко дается, не стоит того, чтобы им обладать.»
И в продолжение темы:
«6. Безжалостно отказывайтесь работать с компаниями, которые думают, что знают лучше вас.
К счастью, если вы понимаете, что такое smarter conversations, их “да, но…” будут для вас мало значить. Что поможет избавиться от них, как от старой мебели.»
Дэвид Карсон, Трек
Trek: David Carson, Recent Werk. 2004
Я продолжаю абсурдную традицию чтения книг Дэвида Карсона. Абсурдную потому, что, конечно же, их легче не читать, а рассматривать. А также и потому, что, как мы увидим ниже, на самом деле содержание этой книги не является её содержанием. Ниже приводится отрывок из вступления, написанного Эриком МакЛьюеном (Eric McLuhan).
«То, что слово «искусство» сегодня означает всё, что угодно, то есть не значит ничего, подсказывает нам причину нашей дезориентации. Мы в объятиях грандиозного, невидимого возрождения, которым уже больше столетия охвачен Запад. Невидимо оно потому, что происходит в окружающей нас среде. В результате мы живем на границе между двумя мирами, один из которых борется со смертью, а другой мучается родами. Вся неопределенность и двусмысленность в отношении искусства и многого другого в нашей жизни имеет место потому, что мы живем одновременно в обоих мирах, а значит, ни в одном из них. Наш недостаток ориентации не случаен. В ренессансные времена наука не может помочь в выборе направления – это не то, в чем она сильна. В корректировке восприятия и понимании может помочь только искусства. Наука хорошо справляется с изучением вещей, материалов, идей и управлением ими; искусство может достигнуть меньшего в области концепций, но зато большего в области восприятия. А корни каждого ренессанса – именно в сопровождающем его изменении восприятия.
Ренессансы – не лучшее время для неженок, это периоды тотальных потрясений и потери ориентиров. Только став прошлым, они начинают казаться занятными, эстетически приятными, захватывающими. На самом деле каждый ренессанс сопровождается громадным потоком обломков прежних эпох и превращением непосредственно предшествующего периода в еще одну гору скучных клише.
Уильям Блейк: «Когда органы восприятия меняются, кажется, будто меняются сами объекты восприятия.»
Искусства процветают на границах всех сортов – рубежах между культурами, мирами, эрами. Двусмысленные ситуации питают и укрепляют их. Дэвид Карсон – обитатель приграничья по преимуществу. Начав с границ физических – например, земли, воды и серфинга на поверхности между ними, он перешел к более широким и менее ощутимым границам мышления и культуры Америки и позже Европы.
В спокойные и тихие времена искусство переживает застой – художники занимаются шлифовкой своего ремесла и снабжением потребителей эстетическими объектами для обладания и декора. Художники делают это, я думаю, для того, чтобы не потерять форму в промежутках между ренессансами. Но сейчас мы все объяты вихрем потрясений, и только художники имеют подготовку, подходящую для приграничья. Они пересекают границы культур и живописуют состояния ума и чувств. […]В водовороте нет карт, нет директив. У ренессанса нет направления; он не движется «куда-то», хотя может двигаться очень быстро. […]
Работа Карсона показывает, что на самом деле он странник, не случайно этот сборник он назвал «Трек» (переход, путешествие); это серия эпизодов из его личного путешествия по восприятию. Так же легко и честно его можно было бы назвать «Дрек» (мусор), – это не критика, а техническое наблюдение. Сырьем являются обломки культуры, самый плодородный из художественных материалов. […]
Все образы Карсона – тесты, а не упакованные продукты для потребителей. Для тех, кто привык рассматривать искусство в контексте эстетического или романтического трепета, который должно произвести его содержание, идея искусства-теста может показаться непонятной и парадоксальной. Суть теста – исключительно в его результате. «Содержание» теста, – визуальное, вербальное или еще какое-нибудь, – к делу не относится. Оно лишь должно иметь достаточно острую форму, чтобы встряхнуть потребителя и вывести его из состояния роботизированного транса. Следовательно, «содержание» теста, будь оно образом, текстом или звуками, работает исключительно на привлечение внимания потребителя, примерно как червяк, который сидит на крючке, чтобы привлечь рыбу и вовлечь ее в новый богатый опыт. Содержание может быть всем, что выполняет задачу удержания внимания зрителя, пока тест делает свою работу по разрушению гипнотических чар окружающей среды. И «истинное» содержание будет служить этой цели так же, как и «ложное»; приятное так же, как и раздражающее. Образы Карсона имеют слабое отношение к тому, что именно изображено, и намного большее – к размышлению и осмыслению, которое они провоцируют. Его тесты – это в первую очередь способы видеть, и они представляют собой бесценное свидетельство о восприятии в переходный период.»
Креативное чтение
Читать можно по-разному. Не обязательно наспех сканировать книги глазами в погоне за количеством поглощенной информации. Если уж так хочется прочесть книгу нетрадиционным образом, есть альтернативы, которые могут помочь в решении насущных задач, развить креативность и доставить больше удовольствия. Вот лишь несколько советов.
Разведка боем
Прежде чем начать читать книгу, попробуйте написать ее оглавление. (Любимое развлечение Бернарда Шоу). Помимо отличного упражнения в развитии фантазии, это позволит вспомнить и, возможно, систематизировать то, что вам уже известно по этой теме, а следовательно, усвоить материал значительно лучше.
Как разновидность предыдущего варианта, можно попробовать, прочитав половину книги, остановиться и набросать предположительное содержание второй половины.
Правосторонее чтение
Креативность – это ход против течения. Почему бы, читая художественную литературу, не нарушить привычный поток восприятия? Попробуйте читать только правые страницы книги и додумывать всё то, что происходит на левых. Сюжет книги значительно обогатится 🙂
Тренажер для ума
Если по ходу действия в книге упомянута или возникла какая-то проблема, остановиться и попробовать самому найти решение, прежде чем читать дальше. (Любимое развлечение Джона Кеннеди). Особенно полезно при чтении профессиональной литературы.
Настольный бенчмаркинг
Иногда решения насущных задач могут прийти из совершенно других областей человеческой деятельности. Старайтесь постоянно задаваться вопросом: «Есть ли параллели и аналогии между тем, что я читаю, и задачами, над которыми я сейчас работаю?». При этом чем дальше читаемая книга от сферы вашей деятельности, тем интереснее эффект.
Примерьте роль пророка
Читая роман или детектив, пойдите дальше автора — дочитав книгу до конца, придумайте продолжение сюжета. Или, как вариант, предложите альтернативные версии развития событий начиная с какого-то момента.
Монетизация чтения
Закончив чтение, попробуйте посмотреть на книгу взглядом заядлого бизнесмена. О каких трендах идет речь в книге? Какие новые возможности для бизнеса в ней могут быть найдены? Какие идеи можно применить или адаптировать к твоему бизнесу?
И напоследок – цитата. «По достижении определенного возраста чтение слишком сильно отвлекает ум от творческих поисков. Человек, который чересчур много читает и мало пользуется своей собственной головой, становится ленивым в мышлении.» (Эйнштейн)
Эта заметка была опубликована в журнале Men’s Fitness (июнь 2006).
Заметки по теме:
Ссылки по теме:
- Чтение на просвет (Армен Петросян)
Креатив на тему головы
Стоит только науке научиться выращивать волосы, и стричься станет неинтересно и невыгодно. Гораздо проще будет иметь лысый череп и гардероб модных париков из недорогих натуральных искусственно выращенных волос. А если создать ГМ-волосы?.. С настоящими пахнущими цветами, стручками фасоли, змеиной чешуей и так далее… Кроме того, лысых становится всё больше. Со временем лысая голова (прошу прощения, скин-голова — слово «лысый» как таковое выйдет из употребления) будет казаться эстетичнее обросшей, а волосы станут признаком низших классов.
В офисах люди будут носить особые шлемы самых разных фасонов и расцветок. В них будут вмонтированы наушники, стереоочки, телефон и так далее. Шлем будет защищать от электромагнитных и прочих излучений, которых будет много в офисах из-за беспроводной связи, и содержать все необходимое для коммуникаций с коллегами на любом расстоянии и получении нужной информации. Зимой шлем заменит все виды шапок, потому что в условиях мегаполиса шапки — это непрактично. Ну, а вечером шлем можно будет убрать в сумочку и надеть модный парик, тоже, разумеется, с хайтек-начинкой.
Экспериментальная теория веб-композиции
Главным препятствием на пути каких бы то ни было попыток веб-композиции всегда была разноразмерность экранов. Для графического дизайнера, строящего композицию исходя из формата издания, это препятствие кажется непреодолимым. Но его можно обойти, если в буквальном смысле изменить точку зрения. Это позволит выявить несколько закономерностей и даже создать обоснованную композиционную классификацию сайтов.
Исходная идея такова. Экран — это окно. Когда люди смотрят в окно, они обычно вначале направляют взгляд в его середину. Вторая посылка: западные люди читают слева направо и сверху вниз. В результате исходная точка, с которой начинается просмотр сайта, назовем ее оптический центр, смещается от геометрического центра влево и вверх.
В результате некоторых наблюдений я пришел к выводу, что оптический центр делит экран по горизонтали в отношении примерно 5:11, а по вертикали – в отношении 1:4. Я, разумеется, не претендую, что у всех людей дело обстоит именно так; более того, это очень приблизительный подход, потому что он не учитывает разницу в пропорциях экранов. Более точным было бы геометрическое определение этой точки, которое бы увязывало ширину и высоту экрана (рис. 1).
Рис. 1. Из центра экрана (1) по левой диагонали отложить вверх четверть ее длины (2); затем провести горизонтальную линию вправо до края экрана (3) и линию к верхней границе экрана под углом 45 к горизонтали (4). Из вершины этой второй линии провести линию в левый нижний угол экрана (5). Искомая точка (6) будет лежать на пересечении этой линии с проведенной ранее горизонталью.
А теперь начинается самое интересное. Сместим диагонали экрана так, чтобы они пересекались в новом центре (это прием из книжной композиции). Возьмем прямоугольник с диагоналями, равными половине проведенных. Эта область экрана будет самой заметной. Из ее правого верхнего угла проведем линии влево и вниз — образуются две новых области, соответственно вверху и справа. Мы получили одну из типичных веб-композиций: посередине слева область основного контента, вверху главное меню, справа контекстная колонка (рис. 2) — именно так устроено, например, большинство блогов (рис. 3).
Рис. 2.
Рис. 3.
Композицию можно усложнить, определив оптические центры для каждой из образованных областей и затем повторив деление еще раз. Такая композиция может подойти для сайтов со сложной структурой.
Другой вариант композиции мы получим, если сразу разделим экран из оптического центра, таким образом позволяя глазу иметь лучший обзор всего сайта вместо того, чтобы сразу фокусироваться на контенте. В этом случае мы видим сайт с верхним блоком (заголовок, баннер, меню…), главным меню слева, блоком контента справа и, если поделить оставшееся пространство еще раз, с дополнительной колонкой справа. Думаю, эта композиция является одной из самых распространенных (рис. 4-5).
Рис. 4.
Рис. 5.
Полученные области можно поделить дальше и получить что-нибудь ну очень сложносочиненное (рис. 6). Потом. Если захочешь 🙂
Рис. 6
Тейяр де Шарден. Феномен человека
Pierre Teilhard de Chardin. Le phénomène humain
Эта книга Тейяра де Шардена является сжатым, но ярким изложением его основных идей. Она будет интересна тем, кому не безразлично, откуда и куда мы идем, кто не согласен с тем, что жизнь и разум произошли случайно и так же случайно угаснут.
Сразу уточню, эта книга — не для любителей оккультизма. Тейяр — католик, пусть не чуждый христианской мистики, а также учёный. Ни о каких внеземных цивилизациях, эгрегорах и прочей радости вы здесь не прочтете.
Зато много почерпнут те, которому интересно, какими могут быть перспективы глобализации (Тейяр этого слова не знал, но многое из написанного им — именно об этом, — в первой трети прошлого века он заговорил о том, что мы начинаем осознавать только сегодня): «Кризис, приближающийся к своему максимуму на нынешней Земле, прежде всего связан с массовым сплочением (с «планетизацией», можно бы сказать) человечества: народы и цивилизации достигли такой степени периферического контакта, или экономической взаимозависимости, или психической общности, что дальше они могут расти, лишь взаимопроникая друг в друга».
Стержень видения Тейяра — эволюция в ее целостности, от преджизни — к жизни, к мыслящей жизни и в перспективе к сверхжизни. Эволюция не как усложнение материи, а как возрастание сознания.
О смысле ката
Поединок отличается от обычной жизни тем, что в нем нет места невнятности, недоартикулированности. В обычной жизни можно прожить сколь угодно долго, не выражая своих чувств, не бросая вызова и не отвечая на него, не отказывая и не давая согласия, не позволяя себе осмыслить, что именно ты сейчас делаешь, не беря на себя ответственности, не доводя дело до конца. В такой жизни, если это, конечно, жизнь, годами бессмысленно повторяется одно и то же.
В поединке это просто невозможно, потому что нет пространства между жизнью и смертью, куда можно спрятаться. Ката позволяет воссоздать ситуацию поединка, исключив из нее все эмпирическое, и потому является своего рода человекообразующей машиной.
Ката формирует человека (по-японски ката и означает форма). Может быть, в этом один из смыслов знаменитого изречения школы Катори Синто Рю: «Учение о войне есть учение о мире». Ведь мир — это не отсутствие войны, это согласие, а согласие — вещь артикулированная.
Заметки по теме:
Часто приходится читать в книгах по креативу, особенно написанных бихевиористами, о том, как полезны для идей новые впечатления. Как можно больше перемен — и поток свежих идей гарантирован. Думают так потому, что с точки зрения бихевиоризма новое рождается как ответ на конкуренцию в сознании нескольких моделей поведения, а такая конкуренция чаще всего случается в новых для человека ситуациях.
Я предпочел бы несколько иной ход мысли.
Возвращаясь в двор детства, мы сразу замечаем, какой он стал маленький и пустой. Первое и наивное объяснение — двор казался большим, потому что ты был маленьким. Но если вдуматься, приходишь к ощущению, что он был не больше, а как-то глубже, в нём как будто было еще одно схлопнувшееся теперь измерение, в котором как раз и происходило всё новое и интересное.
Мой двор был большим, потому что я разглядел его через многократное повторение, так же как Руанский собор Моне приобретает объем не благодаря применению перспективы на холсте, а будучи увиден в разное время суток. Сила, вопреки тому, что многие говорят или думают о креативе, заложена не в новизне впечатлений, а в повторении одного и того же в разных контекстах. Сила не в том, чтобы набрести на идею в каком-то новом, небывалом месте, на выставке новинок бытия, среди громов и молний — продуктивно мыслить на новом месте и в новой ситуации сложнее всего. На мой взгляд, новые идеи рождаются как раз при минимальных изменениях контекста:
«Выйди и стань на горе пред лицем Господним, и вот, Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра» (3 Цар 19, 11-12), в котором и происходит теофания.
То же самое мы увидим, если обратимся к опыту греческой культуры: философы школы Аристотеля были прозваны перипатетиками за то, что вели свои беседы прогуливаясь. Один и тот же путь, повторяемый в разных вариациях в зависимости от погоды, сезона, окружающей обстановки и так далее — это и есть простейшая машина для генерации идей.