Categories
Философия

Добро и зло в истории души

В архаическом, доцивилизационном человеке разделение добра и зла ещё не произошло. Грех в такой душе невозможен, есть лишь путешествие в потусторонний мир, которое может быть удачным или нет. Оно похоже на путешествие в чужую страну, жители которой не очень-то жалуют пришельцев, но если проявить смекалку, можно вернуться с баснословными богатствами. В этом потустороннем мире нет ангелов и демонов, там есть лишь духи, благосклонные или нет. Это мир негативен по отношению к обыденному миру, не зол, но компенсирует его. Поэтому успех в потустороннем мире часто отзывается проблемами в обыденной жизни, и наоборот, неудачники в обыденной жизни (Иван-дурак) выходят из потустороннего мира осчастливленными.

В античном, уже цивилизованном человеке добро и зло разделились и победа добра над злом произошла. Хтонические боги изгнаны с Олимпа, но и светлые Олимпийцы могут быть благосклонными или враждебными в зависимости от соблюдения или нарушения запретов, потому что и добро, и зло еще не обитают в душе — как и у архаического человека, они все еще экстернализованы. Судьба человека также зависит от его доблести, мастерства, тренированности духа (античное понимание добродетели и ее противоположности, порока). Зло хотя и побеждено в принципе, но является неотъемлемой частью мироздания, нераздельно с добром и имеет свои признанные права.

В человеке эпохи торжества христианства добро и зло максимально разделены и персонифицированы. И хотя добро наделено безусловным приоритетом, зло обладает недюжинной силой и постоянно испытывает человека, хотя эти испытания и ведут к добру. Добро и зло пронизывают поляризованное мироздание и постоянно присутствуют как в душе, так и в мире.

В человеке постхристианском, барочно-просвещенческом, относящемся к эпохе торжества науки и разума, побежденное зло постепенно переходит в невидимое состояние, в сферу возникающего как понятие бессознательного, вытесняется, интернализуется. На поверхности, в сознании, остаётся одно лишь добро в его разнообразных проявлениях. Зло прорывается стихийно, в несчастных случаях, болезнях, бедствиях, революциях и войнах, и остается случайным, необъясненным, не признанным.

И наконец, современная разновидность, человек обобществленный, то есть модифицированный обществом в законопослушного. Здесь исчезает не только зло, но ууже и добро, их понимание становится релятивным, а разделение чисто механическим. Зло максимально вытеснено, а добро незаметно, как все привычное, и все это на фоне все более объяснимой и все объясняющей материальной реальности, которая становится единственной легитимной природой вещей. Главное, что занимает представителя нашей эпохи, это выполнение определенной социальной роли. За редкими исключениями, представители этого вида не способны нарушать правила — потерявшиеся в повсеместности добра, они считают, что если действовать по инструкции, то все всегда будет хорошо.

Categories
Философия

Заметки о мышлении

Мысли, которые чего-то стоят, занимают достаточно много места в сознании каждого человека, но мы их редко слышим — они скрыты под поверхностью наших ежедневных забот и ближайших интересов. Чтобы дать им возможность проявиться, нужно перестать говорить и начать слушать.

Слушать, как капли ливня врезаются в зеркало векового пруда, смотреть, как волны ветра перекатываются по его посеревшей взъерошенной глади. Где-то там, в глубине, под покровом бушующих вод, прячутся наши секреты.

Условие точного понимания — способность мыслить на пределе доступной нам сложностт. Отсюда наша немота, когда дело доходит до неоднозначных вопросов, на которые нет простого ответа (а чаще всего вообще нет ответа, а есть выбор).

Проблема с серьёзным мышлением еще и в том, что мы никогда не свободны от настроений и самочувствий, задающих исходные посылки. Как только я начинаю считать, что я объективен, я тут же попадаю в ловушку собственного сознания, которое склонно помещать себя в центр мира и делать свое текущее состояние исходной точкой мышления. Детская иллюзия всемогущества, представление о том, что мои мысли двигают устройством мира — ошибка “я”, которое думает, что если оно ощущает себя центром, то и является центром. Поэтому даже те наши мысли, которые кажутся нам серьезными и объективными, не обязательно таковы.

И, пожалуй, главное на сегодня. Мышление само по себе не содержит в себе силы, необходимой для того, чтобы верная мысль стала реальностью, обрела жизнь. Эта сила приходит как дар и с древних времен называется духом. Только мысль, соединившаяся с духом, приносит плоды. Дух неподвластен мысли — он рождается из еще более глубокого источника. Соединившись с духом, мысль перестает быть доказуемой, но обретает силу.

Categories
Философия

Немного философии

Немного философии. Идея изменения жизни, взятая без необходимых оговорок, слишком механистична — в ней жизнь разделена на меняющего и меняемое, тогда как в действительности это одно и то же. Перемены — действие самой жизни, того начала, которое меняет все, к чему прикоснется, а не операция, совершаемая над ней. То, что мы хотим изменить, — не жизнь, а ее недостаток.

Categories
Философия

Книга о ненасилии: How to Read the Bible and Still Be a Christian

John Dominic Crossan. How to Read the Bible and Still Be a Christian

Эта книга — об отношении к насилию. Она написана для тех людей, прежде всего христиан, которые не могут разобраться в том, что Кроссан называет “шизофреническим Богом”, который в одних библейских фрагментах призывает к ненасилию и прощению, а в других угрожает наказаниями за непослушание. Выход, который предлагает автор, по сути требует отказа от традиционного понимания Библии как книги, содержащий непротиворечивое учение. Вместо этого Кроссан предлагает идею книги, внутри которой звучит как голос Бога, призывающего к радикальному ненасилию, так и голос цивилизации, для которой насилие является нормой.
Не могу сказать, что это решение как-то упрощает жизнь христианам, скорее наоборот. Как всякая попытка очистить христианство от искажений, оно напоминает мне притчу о плевелах, которые невозможно отделить от пшеницы, не повредив ее корней. Упрощенная, лишенная тени религия теряет силу. Тем не менее саму проблему, которая ставится в книге, невозможно обойти молчанием. Вся критика христианства так или иначе связана с насилием и несправедливостью: крестовые походы, инквизиция и преследования инакомыслящих, колониализм и одобрение рабства, прозелитизм, поддержка войн, угнетение женщин. Признание заслуг христианства, наоборот, связано с ненасилием и справедливостью, которые проповедовали Иисус и великие христианские святые и воплощали в жизнь многие поколения христиан. Поэтому отношение к насилию — самое первое, с чем христианству предстоит разобраться, чтобы двигаться дальше.
Проблема насилия, как ее видит автор, — это противоречие между радикальной мечтой о честном распределении земных благ между всеми людьми и народами Земли, в том числе слабыми, и стремлением цивилизации приобретать все больше и больше, ведущим к насилию и неравенству.
Язык и укорененная в нем человеческая культура существовали без цивилизации как минимум десятки, а может быть и сотни тысяч лет. Цивилизация — это специфическая форма культуры, возникшая в ходе неолитической революции. Именно тогда произошло одомашнивание растений и животных и возник контроль над человеческим трудом. Возможно, цивилизация возникла из добровольного сотрудничества всех для общего блага, однако очень скоро она превратилась в иерархическое, патриархальное, военное общество, основанное на принуждении как норме.
В основе цивилизации стоят два принципа — принуждение и экспансия. Люди, уже организованные для ирригации, строительства и других общественных работ, могли быть легко организованы для создания системы постоянно расширяющейся обороны, которая позже стала известна миру как империя. Смыслом цивилизации стала защита империи от внешнего насилия, узаконившая насилие внутри. Слоган цивилизации — “Мир через победу в войне”.
Однако не нужно смешивать норму цивилизации с нормой человеческой природы. В доисторических сообществах, где потребности каждого еще могли быть услышаны, нормой могла быть справедливость в ее первоначальном понимании. Эта справедливость дистрибутивна, в ее основе — забота о том, чтобы все, в том числе слабые, получили свою долю ресурсов. Именно этот род справедливости Кроссан называет радикальным призывом Бога. Справедливость — тело любви, любовь — душа справедливости.
Вторичная справедливость, которая стала нормой цивилизации, ретрибутивна, то есть основана на наказании — она появляется, когда идеал дистрибутивной справедливости нарушается.
Однако насилие как норма цивилизации не есть неизбежность человеческой природы. Знамение Каина — умножение насилия — лежит только на цивилизации, но не на человеческой природе. (“И сказал ему Господь: за то всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро.”) Грех — понятие, отсылающее не к индивидам, а к насилию в обществе. Сегодня эскалация насилия зашла так далеко, что может привести человечество к самоубийству.
Человеческое существо — не о приказаниях и наказаниях, а о характере, идентичности как внутренней судьбе. Имперской мудрости достижения мира через победу в войне противостоит радикальная мудрость достижения мира через справедливость. Способны ли мы бросить насилие — любимый наркотик цивилизации?

Categories
Философия

Госпожа Бедность

Мечты о богатстве и успехе, которым в наше время никто не чужд, имеют причиной опыт бедности — следовательно, именно с бедности и следует начинать, чтобы понять, что такое богатство.
Есть две бедности — бедность благословенная, которую святой Франциск почтительно называл “Госпожа Бедность”, и ее симулякр — бедность дурная.
Подлинная причина дурной бедности — не недостаток ресурсов, а своего рода жадность, которую легко спутать с жаждой полной жизни. Она заставляет человека стремиться полностью осуществить все свои возможности прямо сейчас. Однако парадоксальным образом он оказывается не богатым, а бедным, потому что в лучшем случае размазывает масло по слишком большому куску хлеба, а в худшем топит мебелью печку.
Ярчайший пример такой жадности — опоздания. В наше время люди опаздывают не потому, что действительно не успевают — таких случаев ничтожно мало — а потому, что им жалко предусмотреть дополнительное время на подготовку к выходу из дома или сделать даже небольшой запас времени на непредвиденные обстоятельства. Они предпочитают потратить это время на другие вещи.
Бедность благословенная — это принятие того факта, что некоторые мои потребности, желания, возможности никогда не будут реализованы. Это способность отдать, отпустить, подарить что-то просто так, не ожидая выгоды, в том числе нематериальной, — выгоды, которую мы зачастую неточно называем словом “смысл”. Это действие без ожидания результата — идея, мало совместимая с духом нашей эпохи. Однако именно в этом зазоре между возможностями и их осуществлением и кроется богатство.
Госпожа Бедность — это отказ, который только и дает возможность быть богатым и как следствие щедрым.

Categories
Философия

Книга о ненасилии: The Powers That Be

The Powers That Be: Theology for a New Millennium by Walter Wink

The Powers That Be — это книга о ненасильственном сопротивлении несправедливым общественным системам, написанная американским протестантским теологом Уолтером Уинком. Ее не переведут издательства популярной развивающей литературы, потому что она порождает больше вопросов, чем большинство людей, в том числе христиан, для которых она предназначена в первую очередь, способно благополучно переварить.
Будучи теологом, автор начинает с того, что любая организация имеет духовное измерение. Организации складываются в системы, а те — в доминирующую Систему, которая и является главным источником насилия в мире. Структура, существующая только для самовоспроизводства и изолирующая себя от потребностей людей, над которыми она властвует, неизбежно втягивает в себя весь негатив, как черная дыра втягивает свет. К счастью, системы можно трансформировать, если не принимать правила игры, основанные на насилии.
Краткая предыстория, которую лучше воспринимать как пример-метафору, потому что реальная история, конечно же, гораздо сложнее. Система возникла с появлением первых государств-завоевателей в Месопотамии около 5 тысяч лет назад. До одомашнивания лошади и изобретения колеса сухопутный грабеж был невыгодным занятием, потому что приходилось тащить награбленное на себе. Появление колесницы сделало завоевание невероятно прибыльным делом. Армию стало легко перебросить в нужную точку, а после разгрома врага можно было прихватить с собой не только провизию и ценности, но и рабынь, избыток которых сделал женщин низшим слоем общества. Когда война стала главным государственным занятием, появилась необходимость в содержании постоянной армии, что невозможно без принудительного труда. Очень скоро войны охватывают огромные территории, а социальные системы становятся жестко иерархическими, авторитарными и патриархальными. Мужчины теперь подчинены военной аристократии, а потеря ими личной свободы компенсируется вновь приобретенной властью над женщинами и рабами. Общество на долгие века погружается в борьбу за доминирование, которой никто не может избежать.
Чтобы поддерживать новый общественный порядок, создаются мифы, рассказывающие о том, что насилие спасает и война приносит мир. В этой системе координат насилие лежит в основе самой природы вещей. Если Бог — это то, к чему мы обращаемся, когда ничего не помогает, то насилие — главное божество общества, построенного на доминировании, и на самом деле именно насилие, а не христианство или ислам, до наших дней остается главной мировой религией.
Сюжетную канву мифа об искупительном насилии автор обнаруживает в Энума Элиш — вавилонском мифе о сотворении мира богом Мардуком из тела убитой им первобогини хаоса Тиамат. Главная идея этого мифа — утверждение порядка над хаосом посредством насилия. Эта идея в течение последующих веков снова и снова воспроизводится в культуре, в книгах и фильмах о противоборстве хорошего и плохого героев. Нам нужен избавитель, убеждения и сила характера которого позволяют ему преодолеть ограничения закона, чтобы, нарушив его, спасти нас от врагов.
Насилие используется по божественному соизволению, чтобы очистить мир от противников государства, главная ценность которого — национальная безопасность. Благополучие рядовых членов общества неразрывно связано с судьбами героя-лидера и зависит от его побед, в которых мы с наслаждением сознаем свою принадлежность к нации, способной навязать свою волю другим народам. Символ этой веры — не крест, а перекрестье прицела.
Рядовые члены общества идентифицируют себя с положительным героем, проецируя на его противника свой вытесненный гнев и не задумываясь ни на минуту о собственной тени. Таким образом они получают возможность вначале наслаждаться собственным злом, наблюдая, как плохой парень одолевает хорошего, а затем вновь утвердиться в чувстве принадлежности к силам добра, когда в итоге хороший парень побеждает плохого. Ценности, закрепляемые Системой, делают насилие завораживающим. Утвердившись в них с детства, человек может так никогда и не перерасти потребность локализовать зло вне себя самого. Альтернатива — узнавание зла в себе самом и Бога во враге — для большинства до сих пор оказывается слишком радикальной идеей.
Иисуса убила не безрелигиозность, а сама религия, не беззаконие, а сам закон, не безвластие, а власть предержащие (“powers that be”), и в этом событии Система открыла свою подлинную сущность — она существует не для того, чтобы защищать невинного, а для того, чтобы защищать и воспроизводить себя саму. Искупительное насилие оказывается ложью. Система должна измениться.

Для того, чтобы система действительно изменилась, автор предлагает придерживаться принципов ненасильственного сопротивления, главные из которых — то, что мирным целям должны соответствовать мирные средства, а закон должен соблюдаться, даже если он несправедлив. Насильственная революция не может быть успешной, поскольку сама идея насилия как средства, приносящего порядок, при этом остается нетронутой. Революционеры, прийдя к власти, очень скоро обращаются к тем же самым средствам, против которых они восставали. Нарушая закон, они получают право его дальнейшего нарушения и одновременно создают прецедент для следующей группы недовольных. (Кому интересно, из свежих примеров почитайте биографию Каддафи.)
При этом ненасилие — эти не какой-то хитрый прием, помогающий уничтожить несправедливого врага, а создание для него возможности стать справедливым. Это поиск никогда не очевидного пути, на котором злу можно противостоять, не повторяя его. Не отвечать злом на зло, не позволять себе зеркалить оппонента, не становиться драконом, убивая дракона.
Ненасильственная революция — это не схема захвата власти. Это программа трансформации отношений, приводящая к мирной смене власти. В качестве примеров такой смены автор приводит демонтаж системы апартеида в ЮАР, где лидером сопротивления был Нельсон Мандела, и освобождение Индии от английского владычества при Махатме Ганди. Интересно, что оба были не только политическими, но и духовными лидерами, и это приводит нас к следующей теме.
Деятельное ненасилие — это не способ избежать конфликта, в какой-то мере это даже наоборот его эскалация. Поэтому для перехода к ненасильственному сопротивлению необходима серьезная внутренняя работа, которую невозможно перескочить.
Дело в том, что, сопротивляясь злу, мы не обязательно становимся хорошими. В каком-то смысле наоборот — любая несправедливость, которая нас задевает, открывает наши собственные раны. Само противостояние злу питает нашу тень — ту часть нас, которая втайне желает быть тем, с чем мы боремся. Игнорирование внутренней работы выдает страх того, что мы можем найти, если посмотрим внутрь себя. Мы оказываемся неспособными любить своих врагов, потому что мы нуждаемся в них как в объектах для проецирования собственного зла. Более того, мы видим во врагах именно то, чего не желаем видеть в себе.
По мере того, как мы начинаем признавать свою тень, мы становимся терпимее к тени в других. Начиная любить врага внутри себя, мы развиваем в себе сострадание, необходимое для того, чтобы любить врагов вовне. В этом смысле враг оказывается даром, позволяя нам видеть и интегрировать те стороны нас самих, которые мы неспособны увидеть другим способом. Заповедь о любви к врагам — это призыв помочь им вернуть себе человечность, что, безусловно, было бы чудом, действительно достойным христианства.

Categories
Философия

Обратная сторона цели

У каждой цели есть обратная сторона, противоположная той, с которой мы смотрим. Она остается невидимой, пока цель манит нас. Когда же цель достигнута, она проявляется на бытовом уровне как цена. Цена свободы — неопределенность, цена инициативы — ответственность, цена обладания — забота, цена активности — суета. И все-таки цена — неточное слово. Достижение цели, если конечно мы хотим, чтобы оно приносило нам радость, — это не сделка с судьбой, не продажа души, а дар, чудо. Так вот, обратная сторона исполнения мечты тоже может быть даром, необходимым, чтобы возникло целое.

Categories
Философия

Несколько мыслей о мечте

Сила мечты невероятно велика, но где ее начало? Любой предмет, в котором мы видим мечту, кажется нам ее источником, но в действительности им не является — ведь мы уже прежде притянуты к нему ее силой.
В детстве в нас есть способность загораться мечтой, как у цветущих деревьев весной есть способность завязывать плоды, — способность незаметная для нас самих до тех пор, пока мы не зададимся вопросом: “Почему меня волнует то, что волнует, и не волнует все остальное?” И даже наше желание изменить себя берет начало от той же самой мечты, которая и сделала нас такими, как мы есть, — ведь наши недостатки только и воспринимаются как таковые на фоне идеала, предоставляемого мечтой.
В архитектуре самое неизменное — это одновременно и самое нематериальное, — форма, геометрия здания, тогда как все материальные элементы здания, от крыши до интерьера, постоянно меняются. Точно так же наша мечта — это первоформа, задающая наш способ восприятия мира, и именно она определяет контуры нашего дальнейшего пути. Заметки по теме: Путь сердца

Categories
Философия

В центре и на краю

Главная и самая универсальная драма человека — это неразрешимое противоречие между его сознанием себя как существа, находящегося в центре мира, и практическим опытом нахождения на краю. С ранних лет мы с разной степерью травматичности убеждаемся в том, что центром не являемся, наоборот — часто оказываемся на его окраине, — подвергаемся опасности, являемся для других не самыми важными, не самыми ценными, совершаем ошибки. Несмотря на этот зачастую шокирующий опыт, наше сознание продолжает воспринимать себя как центр мира и источник действия. Так начинается наше жизненное путешествие в поисках подлинного центра, который снимал бы это противоречие. Однако вопрос в том, что мы за него принимаем. Как геометрический центр пруда не принадлежит самому пруду, не является его физической частью, так же и центр мира не принадлежит самому миру. Все богатство, все знания, вся энергия мира не являются его центром, но проявляются лишь как свойство нахождения в центре, — в той пустой точке, где ничего нет, где мы совершенно свободны и действуем бескорыстно, просто так, не ожидая никакого результата.

Categories
Философия

Лица реальности

Что реально? Вопрос, с которого начинается серьезное мышление на любую тему. Реально то, что есть. Реально то, что действует. Реально то, что зовет к действию — как образ, который манит, хотя все равно приходишь не туда, а куда-то еще. Реально то, что само открывает нам себя, то, как вещи нам себя показывают, хотя мы при этом порой и думаем, что это мы направляем на них свое внимание.
Реально то, что на самом деле, в отличие от кажущегося. Однако иллюзия — это тоже реальность, хотя ее и нет, — она действует, заставляя нас верить в ее реальность. И что такое это самое дело?
Реальна художественная правда, хотя она чистый вымысел. Реальна ее максимально глубокая и честная интерпретация. Реальны, впрочем, и все другие интерпретации — в рамках принятых ими точек зрения.
Реальна внутренняя правда каждого человека, основанная на его опыте и системе понятий, потому что она определяет его поведение, — даже если при этом она совершенно фантастична, как, например, тревожный сон, который заставляет нас поменять планы.
Реально материальное, заметное, значимое в противовес трудноуловимому: реальные факты, реальные деньги, реальная помощь. Реально, однако, и трудноуловимое, невидимое, не фиксируемое приборами: справедливость, любовь, дух.
Реальна мысль — ведь мыслю значит существую. Реальна мечта, потому что она движет нами. Реален путь — то, что мы выбираем из всего мира возможного и чему позволяем осуществиться. И все-таки сам наш вопрос о том, что реально, уже реален прежде, чем мы начали искать на него ответ, как реально и само наше присутствие в мире прежде, чем мы начали спрашивать. Прежде, чем мы дали вещам имена, мир уже открылся нам в изначальном даре непотаенности, и возможно, эта милость бытия и есть самая глубокая реальность.