Category: Фрирайтинг

Хороший текст начинается с молчания. С удовольствием слушать тишину, как слушаешь журчание реки, гомон птиц и шелест ветра в кронах деревьев. Тишина души не пуста — в ней тихо идет своим чередом жизнь. Уметь выдержать паузу, чтобы дать суетным мыслям улететь прочь, как пролетает мимо стайка рассерженных птиц. Оттачивать искусство бездумно смотреть на облака, столь же переменчивые, как наши обычные мысли. Я — это не облака, а небосклон. Мой мир вмещает всё, что я способен видеть, думать и чувствовать, и всё же он — лишь частица большого мира, где живут миллиарды таких, как я.

На заснеженном горизонте сверкает солнечная полоса, резко контрастируя с черной кромкой леса и густыми темными облаками вдали. Неустойчивая, как раннее пробуждение, она то появляется, то пропадает, пока наконец солнечный свет не заливает все вокруг.
Жизнь — это череда пробуждений, мигание света на лесной дороге, просвет в облаках, когда только и вспоминаешь, каково небо, тихий сон травы под снегом, готовой пустить ростки, забытая до срока мысль, скрытая там, где все живы.
Кости народов, населявших эти места до нас, лежат в этих полях, по которым пробегает солнце, на склонах холмов, где дремлют ростки весны, в долинах, где расстилаются города, укутанные зимней дымкой.
Слово — собирание того, что живо, и даже стихнув, оно все еще здесь, скрытое под снегом небытия, молчаливо ждет, пока по нему пробежит луч весеннего солнца.

Зимнее солнце озаряет покрытые инеем леса неярким молочным светом. Тончайшее серебро инея на ветвях не колыхнется в морозной неподвижности декабрьского утра. Далекие горы лежат на подушке тумана, словно лишенные оснований. Прячутся среди сумрачных елей невысказанные тайны души, все забытое, потерянное в лесу, мимо которого бежит мой поезд. Застывший мир говорит: всему свое время. Время зиме, и время лету. Время труду, и время празднику. Время действию, и время мечте.
Сейчас время покоя. Все должно замереть, чтобы дать новой силе созреть у корней земли, в глубинах гор, подо льдом сверкающих прудов. День волшебства, возникающего из ниоткуда, как целительная сила, сама собой струящаяся в древней магии слова, как детская память о таинственном физическом присутствии чуда. Сделано все, что сделано, и сказано все, что сказано. Осталась только радость.

Я всматриваюсь в новый день, бездонный, непроницаемый, непредсказуемый, как ползущие по земле облака тумана, из которых выплывают все новые и новые виды. Все, что в нем есть, скрыто у корней земли, за пеленой мглы, за границей известного. Мой поезд чего-то ждет, и жду я, и ждет бескрайнее туманное поле, где возможно все. Туман рождает великанов и гномов, открывая бесчисленные двери подземелий души. Гномы знают, где золото, но мне, чтобы услышать их, нужно разучиться знать.
День, в который возможно все. Не судить, не знать, не верить привычному. Видеть невидимое — свет, скрытый в черноте придорожного креста, алмазы, таящиеся в глубинах земли, синий просвет в нагромождении облаков, выход из круга бесконечного повторения одного и того же. День, в который возможно все.

Лазурь утреннего осеннего неба. Слова просыпаются нехотя, застывшие, словно подернутые морозной коркой неопавшие листья. Мое сегодня — о чем оно? Серебристо-голубоватый иней, и поблекшая зелень лугов тоже отдает синевой, и синева простерлась над головой, от лазури до аквамарина. Полет птиц — две крошечные тени в утренней сини, и длинные тени деревьев, и бегущая синеватая тень моего поезда.
Мне бы хотелось, чтобы мысли пришли в порядок, но они — о свободе, о торжестве большего над нашими планами, о том, что все — так, как оно есть, пока я лишь догоняю тень своего поезда, пока не уловлю то единственное настроение, с которым только и можно прожить этот день. Фрирайтинг как форма дивинации, книга перемен, история души, алмазная книга, по которой был сотворен мир. Если только познать ее закон — но он о том, что нет никакого закона, и плана, и правил тоже нет, а есть тайная сила в моем взгляде, и это она творит мир.
Как синее лазурное небо пробивается сквозь кроны сумрачных елей, так же правда просвечивает среди мыслей, которыми полнится ум, говоря: “не то”. Голубизна влажной асфальтовой дороги на переезде. Этот синий оттенок у мокрой травы, на которой только что лежал ночной снег. Голубизна снежной пудры на вспаханной земле. Темно-синий далеких холмов, подсвеченных осенней бронзой. Синий — цвет правды, краска, которая особенно ценилась в древности, потому что ее трудно было добыть. Правда, которая далеко, которая редка, всегда не то, не здесь, и это роднит ее с мечтой.
Первый раз в жизни вижу, как листья осины дрожат на ветру, словно танцуют. Вот эта дрожь и есть правда, и так же, в такт, вибрирует в душе вечное снова-оживание привычного, вечный переход к правде, которая всегда нова и свежа, как в первый день творения, в синеве между кронами сумрачных елей, ярче и ярче, — и вот торжество, радость, простор. А там — горизонт, далекие бронзово-синие холмы, колокольня, выхваченная из утренней мглы снопом солнечных лучей, и когда небо так распахивается, правда вдруг прячется — за рваной пеленой облаков, в тайном сумраке души, опять не то, не здесь, не сейчас, — самое сейчашнее чувство выманивает за границы реального, восставая против своих же открытий.
То, что я пишу сейчас, и есть правда. Находя себя, находишь эту правду, ускользающую, как птица, которая оставляет гнездо. Быть собой — быть верным этой неверности, всегда говорящей “не то”. Сейчас и потом, здесь и далеко, стоять лицом к восходящему солнцу и смотреть взглядом, который творит все новое.