Фрирайтинг в Люксембургском саду

Исполняется моя маленькая мечта — фрирайтинг в Люксембургском саду. Чувство невероятного счастья, покоя, радости, безмятежности, уверенности. Под самый вечер выглянуло солнце, осветившее неярким теплым светом желтоватый камень дворца, пестрые фигурки гуляющих, белые дорожки, розовые, фиолетовые, желтые цветы, окаймляющие сочно-зеленые газоны.
Что-то неуловимо меняется во мне, и это происходит само собой, безо всяких усилий и планов. Удивительно, как все это время я мог не помнить, кто я. Свет становится ярче… еще ярче. Белый голубь, освещенный вечерним солнцем, описывает полукруг вдоль вереницы статуй, тени деревьев, удлиняясь, ложатся на зеленый газон, золотые солнечные лучи медленно ползут по крышам и стенам дворца. Наступает миг, когда кажется, что ярче краски быть уже не могут — малиново-алый, огненно-желтый, искрящийся зеленый… и в этот момент они гаснут.
Вечер, приближаясь, веет прохладой и таит волшебство. В сумерках начинает светиться бумага, на которой я пишу, — я вижу на ее бело-розоватом фоне еле заметную тень от кончика ручки. Светятся белесая каменная чаша и мраморные фигуры статуй неподалеку. Свет словно перемещается внутрь вещей, тускнея снаружи, но разгораясь внутри, и вдруг вновь вспыхивает на минуту ярчайшим букетом красок. Здесь, на родине импрессионистов, так легко увидеть эти несравненные оттенки — черноту вороньего крыла, ярко-розовый петуний, голубой монашеской накидки, бледную зелень закатного неба, похожего на античное стекло, густую синеву туч на горизонте…
Вечер длится, и длится радость, и ожидание ночи легко и чисто, как ожидание чуда. Чудо рождается изнутри, само собой, как забытая французская речь сама собой оживает в моей памяти. Свет опять розовеет и гаснет, бумажный лист снова становится ярче. И когда уже кажется, что вечер настал бесповоротно, окна здания напротив вдруг вспыхивают в вечерних сумерках ослепительным, нестерпимым блеском — это солнце в последний раз посылает саду свои лучи, обещая вернуться.